Желтый металл. Девять этюдов - Страница 78

К оглавлению

78

Братья спускались с терраски, где были проложены рельсы, торной, но крутой тропой среди зарослей ежевики, над которой кое-где поднимались клены и дубы.

Утро было безупречно тихое. Солнце уже встало где-то за горами на юго-востоке. Гавриил передвигался вяло: его тело еще не могло освободиться от оцепенения после запоя и сна в вагоне. Легкий чемодан казался обременительно-грузным.

Он послушно тащился за братом: нужно, так нужно… Саня спрятал металл где-то поблизости. Он человек осторожный, не Антонина. Он не хуже Брындыка. Может быть, здесь Антонина и ждет с металлом.

Гавриилу помнилось, что на вокзале в Н-ке брат покупал билеты до С-и. А не говорил ли Санька, что они сойдут на этой станции вместо С-и? Гавриил не помнил, не был уверен в себе и боялся вызвать насмешку неуместным вопросом.

На особенно крутом месте Гавриил поскользнулся, сел и проехался по острым гребешкам камней. Ругаясь, он поднялся и ощупал себя сзади. Внизу Александр подобрал скатившийся чемодан и молча ждал.

— Все штаны разодрал! — крикнул Гавриил, неловко спускаясь боком.

— Новые купишь, — грубо отозвался Александр.

На зеленой поляне, в середине которой стояла гигантская развесистая многоствольная липа, какие увидишь только на Кавказе, паслась буйволица с теленком. Старший Окунев прошел поляну по прямой линии, как была протоптана тропа, а Гавриил обошел стороной дикое и свирепое с виду, на самом же деле безобидно-смирное животное. Неловкий буйволенок с редкими черными волосами на коричневой коже сначала любопытно вытянул морду с глубоко вырезанными ноздрями, потом шарахнулся на длинных, слабых ногах от чужих людей.

В прошлом году Александр Окунев, отдавая дань все чаще и чаще возникавшей у него потребности в одиночестве, без цели выехал из С-и на поезде и вышел наудачу на разъезде Д. Тогда он провел ночь в каком-то поселке в нескольких километрах от разъезда, а днем бродил по лесу. Ничто не изменилось за год: та же поляна, та же липа. И даже буйволица та же, с совершенно таким же теленком.

После поляны они выбрались на шоссе и шли по гудрону несколько минут до начала новой тропы, которая увела их в густой лес. Ранним утром на шоссе не было движения. Братья были уже довольно далеко, когда Александр услышал шум единственного автомобильного мотора. Не будь этого звука, мир казался бы совсем пустыней, в которой не было ничего, кроме неверных шагов и тяжелого дыхания запыхавшегося Гавриила.

Солнце поднялось, становилось жарко, начался подъем. Тропа привела к ручью. По камням можно было пройти, не замочив ног.

— Вот это кстати! — заявил Гавриил. Опустившись на колени, он, хватая воду пригоршнями, жадно пил, мыл лицо, мочил голову приговаривая: — Это дело!.. Водичка свежая…

На глинистом берегу, под нависшими ветками кустов, скользнул толстый водяной уж с цветными шашками на спине. Лягушки тяжело шлепались в лужи, образованные тонкой струйкой течения в более глубоких местах русла.

В чаще захлопали чьи-то крылья. Издали доносилось странно-переливчатое бульканье, точно в неглубокий колодец лили воду из кувшина. Крохотный водопад, игрушка ручья, у которого в прошлом году Александр Окунев, завороженный водяной песенкой, просидел добрый час.

— Чего это ты? — позвал его Гавриил. — Вода холодная.

Сзади была видна сделанная острым камнем прореха на брюках Гавриила: под зашпиленным задним карманом торчал вырванный лоскут…

Александр напился. Они посидели, покурили и пошли дальше не по тропе, а лесом, придерживаясь русла ручья. Там, где деревья и кусты теснились слишком часто, Александр вел брата по самому ручью, воды в котором по причине сухого времени года почти не было. Делалось все круче. И вдруг братья опять оказались на шоссе, но не на гудронированном, как вблизи разъезда, а покрытом щебнем.

Было сразу видно, что этим шоссе никто не пользуется. Дожди отмыли щебень и унесли песок, кюветы заплыли землей, ливневые воды прорыли себе дороги через заброшенный людьми путь. Вместе с водой шел лес — ежевика первой перебралась через кюветы и, ведя наступление с двух сторон, местами уже была готова сомкнуть над бывшим шоссе свои колючие ветки с созревающими малиновыми ягодами.

Задолго до революции русская лопата и русская спина построили дорогу по Черноморскому побережью. Она была рассчитана на лошадей. Слишком крутые повороты в отдельных участках оказались в дальнейшем опаснейшими для автомобильного движения. Новое время вырезало из трассы такие участки и вернуло их дикой кавказской природе.

Вскоре братья добрались до места, из-за которого был оставлен этот кусок старого шоссе, врезавшийся в выступы горы недопустимыми радиусами кривизны. Старое шоссе висело на круче изгрызенным карнизом. Под ним убегала пропасть, где голой стеной, где выступами, поросшими кустами. Головокружительная картина для того, кто не привык к горам.

Далеко внизу можно было разглядеть прерывистую черную ленту, по которой порой что-то проскакивало. Это было, местами прикрытое от наблюдателя лесом, новое шоссе и автомашины на нем. Близился полдень, шоссе жило полной жизнью.

А сюда иной раз заглянет только охотник, чтобы обойти гору по карнизу шоссе. Рассыплется этот карниз окончательно — и никто не зайдет, кроме дикого зверя.

— Н-ну, — сказал Александр брату, — садись-ка, на чем стоишь, и побеседуем…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Александр Окунев вновь появился в Н-ке дня через четыре после своего первого визита. Он на этот раз прибыл дневным поездом, и тучная Марья Алексеевна встретила его не в папильотках, как той ночью, а в «полном параде». Жидковатые волосы были подвиты мелким барашком, вылезшие брови проведены черным косметическим карандашом по коже, одутловатости лица напудрены. Лишь концы накрашенных губ были опущены вызванной возрастом печалью.

78