Желтый металл. Девять этюдов - Страница 16

К оглавлению

16

— Дочь и зять… Партийные. Они не понимают жизни и ее требований. Дай мне подумать.

Абубекир закрыл глаза. Он сидел неподвижно и долго, очень долго, как показалось Леону, боявшемуся нарушить лишним движением размышления старика.

Внезапно Абубекир встал с живостью, обнаружившей запас сил, не тронутых дряхлостью.

— Я знаю, что делать. Пойдем, сын моего друга, бог нам поможет.

2

В старом городе, помнившем еще персидское владычество, Абубекир так долго крутил Леона Томбадзе по узким лабиринтам улиц и переулков, что тот окончательно потерял направление. Однако нужный им обоим дом нашелся. А в доме, не таком древнем, как город, но достаточно старом, нашелся один кажар, иначе говоря, человек иранского происхождения.

Мужчина средних лет, ближе к молодости, чем к старости, кажар носил летний костюм, ни по покрою, ни по ткани ничем не уступающий лучшим модным картинкам. Кажар беседовал с Абубекиром весьма непринужденно, чему способствовали могучие, чуть ли не крепостные стены старого, но не ветхого жилища.

Кажар уносил куда-то золото, тут же в доме, для проверки и взвешивания. Леон получил по сорок два рубля за грамм золотого песка!

После расчета кажар не стал задерживать посетителей. Он почтительно пожал руку Гадырова, а Леону даже не кивнул.

Опять Гадыров крутился вместе с Леоном по старому городу. А вышли они в новый город почему-то не там, откуда вошли. Видно, это устраивало Гадырова…

Дома старый Абубекир получил благодарность Леона: по три рубля с грамма. Гадыров предложил прогуляться. В лице и в манере старика появилось что-то, напоминающее голодного шакала. Он взял на сохранение деньги Томбадзе, исключив тысячу пятьсот рублей, оставленных на расходы: по обычаю предков продавец, кроме комиссионных, угощает посредника.

Вместо ресторана Гадыров привел Томбадзе в «одно очень хорошее место».

Пили не много и только водку, так как пророк, запрещая правоверному шииту сок виноградной лозы, ничего не сказал про хлебный спирт. Пили и ликеры, ибо последователи Магомета, пользуясь плохими познаниями пророка в органической химии, могут и эту смесь потреблять без греха. Для «христианина» Томбадзе не существовали запреты, ограничивающие Гадырова. Леон предпочитал виноградные вина, но здесь следовал примеру старика, чтобы не оскорбить щекотливое благочестие верующего.

В этом хорошем месте, в чьей-то квартирке, кроме спиртных напитков, нашлись и две «белые женщины», как их назвал Гадыров. Слегка развеселившийся старик напомнил Леону об Аврааме, которому было сто лет, когда бог послал ему сына, и скрылся с одной из хозяек.

Леона тоже не обидели недостатком внимания.

Когда Томбадзе прощался с Гадыровым, тот очень серьезно напомнил сыну своего старого друга:

— Что было, забудь; куда ходили, — никуда, что продали, — ничего. Не было старого города, не было кажара. Не думай искать без меня, если еще будет случай, тот дом. Почему — понимаешь?..

И так взглянул в глаза Леону, что тому стало жутко. Чорт с ним, поскорее уехать!

Сам того не зная, Леон легкомысленно прикоснулся к страшному и опасному месту, к пункту контрабанды, с узлом сложных операций, связанных с переброской через границу драгоценностей, золота, валюты, с торговлей наркотиками, со шпионажем. Старый развратник Гадыров пособничал тому, кого назвал для Леона кажаром. Одно из имен этого кажара было, кажется, Хаджияхаев. Но мы оставляем эту историю, она слишком далеко увела бы нас в сторону от настоящего рассказа.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Юрист Нестеров имел представление о старых формах землепользования в России. Наследственное владение землей называлось вотчинным. Было поместное землепользование: с условием исполнения государственной службы дворяне старой Руси получали поместья. Уклонившийся от службы дворянин, по образному и категорическому языку Московской Руси, «вышибался» из поместья. Заводовладение было подобно старой поместной форме. Юридически оно было условным: заводчик пользовался землей, лесом и прочими угодьями для выполнения казенных заказов. Однако уральское заводовладение быстро превратилось в наследственное и безусловное. На языке того времени оно стало вотчинным. Оставалась единственная угроза: «Буде в заводских дачах найдется золото, те дачи будут вновь отписаны в казну».

Значит, и во времена Петра уже ходили слухи о золотоносности уральских недр, и слухи эти принимались за достоверные. Золотоносные земли заранее объявлялись государственной «регалией», императорской собственностью. И это было справедливо.

Впервые слух об уральском золоте подтвердился за год до смерти Петра Первого. Государственный крестьянин Ерофей Марков в 1724 году искал на берегах речки Березовой, километрах в двадцати от нынешнего города Свердловска, горный хрусталь. Прекрасные светлые камни ценились высоко: шли они для женских украшений и для таких дорогих поделок, как люстры, подсвечники, рамы для зеркал. Из больших кристаллов вытачивали кубки, бокалы. Марков обратил внимание на куски кварца с особенными, не виданными им прежде крапинами и прожилью.

Нестеров не нашел никаких данных о личности Маркова. Но Марков, несомненно, знал минералогию и рудное дело куда шире, чем рядовые практики. Конечно, не зря вздумал Марков раздробить кварц, собрать крошки и попытаться их расплавить. Сермяжный геолог испытал металл и убедился, что нашел не медь, не гарь-обманку, а подлинное, благородное золото.

Были указы, обязывающие каждого находчика золота извещать казну. Марков не пытался использовать находку для себя лично. Выполняя гражданский долг, он сообщил начальству о своем открытии. Но посланная на место экспедиция Горной канцелярии вернулась ни с чем. Служащие канцелярии забили несколько глубоких шурфов, хотя березовское золото, как показывал Марков, следовало искать поверху.

16