В шкатулке Бродкина нашлись расписки бывшей владелицы дома Субековой на сумму в сто сорок тысяч рублей. Субекова показала через переводчика, что в купчей цену на дом занизили по просьбе Бродкина. Маклер по обмену жилплощади Тигренков указал, что богатые люди обычно формально снижают стоимость покупаемых ими домов.
Выяснились те или иные уголовно-наказуемые деяния людей, связанных с Зимороевыми, Бродкиным, Трузенгельдом и не по спекуляции краденым золотым песком. И все были убеждены в богатстве Бродкина.
Следователь беседовал с четырьмя последними по порядку домашними работницами Бродкина; поднимались на дневную поверхность многие характерные подробности, но тайна бродкинекого капитала не прояснялась.
Нужно поискать в саду, во дворе, в огороде. Мешал снеговой покров, а искать наудачу, разметать весь снег Нестеров не хотел. Одна из домашних работниц показала, что Бродкин любил сидеть в полотняном кресле около сарая, на том месте, где водились шампиньоны, которые хозяин сам выкапывал палочкой. Это показание запомнилось. Вторая домашняя работница подтвердила слова своей предшественницы.
И больше ничего об особых привычках Бродкина. Поиски на месте будут отложены до весны.
Если этот капитал, ускользающий от руки следствия, существовал и объяснял уверенность Бродкина в будущем, то эта же уверенность подсказывала Нестерову вывод: один Бродкин знает, где спрятаны его деньги.
В Москве обыск, произведенный в комнате Рики Моисеевны Мейлинсон, не дал ровно никаких результатов, кроме записки с адресом Давида Мейлинсона, проживавшего в одной южноамериканской республике. Вначале показалось, что находка не имеет отношения к спекуляции краденым золотом.
За несколько месяцев до ареста Рика Мейлинсон зарегистрировала брак с Александром Александровичем Селивановым, товароведом одной промышленной артели.
Селиванов, мужчина тридцати шести лет, то-есть моложе Рики на несколько лет, осанистый, красивый, жил со своей женой раздельно. Он пояснил, что еще не успел «съехаться» с супругой.
Муж Рики жил в небольшой, со вкусом обставленной однокомнатной квартире. На кухне, рядом с устроенным в стене холодильником, был обнаружен очень остроумный тайник, где оказались облигации займов на сумму в один миллион девятьсот тысяч рублей. Селиванов заявил, что ему лично принадлежит сто тысяч, а остальное является собственностью его жены, сохранившей фамилию Мейлинсон. Опасаясь воров, жена спрятала у мужа свое имущество.
Кроме облигаций, у Селиванова был найден адрес его родственников, которые тоже проживали в Южной Америке.
Странное совпадение, наводящее на многие мысли. Несколько забегая вперед, нужно сказать, что следствие потерпело поражение в этом пункте, как и в некоторых других деталях. Выяснить «совпадение», проследить связи не удалось.
— Скажите, гражданка Мейлинсон, у вас была связь, вы поддерживали переписку с вашим дядей, братом вашего отца, Давидом Мейлинсоном, проживающим в Южной Америке?
— Нет, не было связи.
— По закону вам не возбраняется поддерживать связь с родственниками или знакомыми, проживающими в любой части света.
— Я не переписывалась.
— А ваш отец?
— Не знаю. Тоже не переписывался.
— Зачем же вы храните адрес вашего Дяди Давида Мейлинсона?
— Не знаю. Случайно лежал. Очень давно.
— Как давно?
— Не помню. Давно. Еще до войны.
— Почему вы после войны не вернулись к себе в Гомель?
— Я хотела выйти замуж и устроить свою жизнь.
— А в Гомеле или в Котлове, где у вас родственники, вы не могли устроить жизнь?
— Мне казалось, что в Москве больше мужчин.
— Сколько вы заплатили за треть владения домом?
— Десять тысяч.
— А не больше?
— Нет. Десять тысяч. Посмотрите купчую.
— Откуда вы взяли деньги на покупку?
— Накопила.
— Когда накопили?
— Еще до войны.
— И хранили их во время войны?
— Да. Я берегла эти деньги.
— Всю войну? Возможно ли это?
— Это так.
— Вы знаете Владимира Борисовича Бродкина?
— Такую фамилию я слышала в Котлове.
— А с ним лично вы знакомы?
— Нет.
— Вы настаиваете, что Бродкина лично не знаете и что у вас на квартире в Москве он не бывал?
— Да настаиваю.
— А Михаила Федоровича, он же Фроимович, Трузенгельда вы знаете?
— Да. Это мой родственник.
— Он бывал у вас в Москве?
— Нет, не бывал.
— Это точно?
— Не помню.
— Вы покупали у него золото?
— Нет, не покупала.
— Вспомните!
— Подтверждаю, что золота у Трузенгельда не покупала.
— А у Бродкина?
— Я не знакома с Бродкиным.
— На какие деньги вы скупали облигации займов? У вашего мужа Селиванова изъяты облигации на один миллион девятьсот тысяч рублей. Он показал, что они принадлежат вам.
— Я не знаю никаких облигаций.
— Ваш муж показал, что это ваши облигации.
— Он лжет.
Вы не хотите признать, что скупали у трудящихся облигации за двадцатую часть цены, считая для себя выгодным пользоваться выигрышами и тиражами погашения?
— Это неверно. У меня нет облигаций.
Таково содержание записанных следователем и подписанных Рикой Мейлинсон показаний в результате двух первых допросов, длившихся в общей сложности четырнадцать часов.
Очень может быть, что Владимир Борисович Бродкин и был прав, высоко оценивая деловые качества Рики. Но с первого дня привлечения к делу Рика доказала лишь чрезвычайное упорство, лаконичность речи, способность отмалчиваться, не больше.