Желтый металл. Девять этюдов - Страница 100

100

Как видно, изумительные древние памятники, которыми действительно богата Б., произвели сильнейшее впечатление на этого чуждого искусству и малограмотного человека. На такой позиции и оставался Абакаров до конца следствия по делу Окунева, Окуневой, Томбадзе и других: отрицал и отрицал.

Его действительные похождения в Средней Азии были разгаданы позже, другими следователями и по другим делам, связанным с разоблачением преступных действий и обширных спекуляций видного б-ского хозяйственника. Того, чье широкое лицо и тучную, крупную фигуру Абакаров знал и помнил под именем Хусейна, Гуссейна или Хоссайна…

3

Один из философов прошлого столетия так определял роль случаев в жизни человека: «В то время, как действия человеческих коллективов могут быть решены подобно математическим уравнениям, судьба отдельного индивидуума является загадкой».

Арехта Григорьевич Брындык действительно исчез не зря, и не случайно его не было дома. Но помогла ему чистейшая случайность, которыми так богата жизнь личности. Он узнал об аресте Леона Томбадзе в тот же день, когда этот арест был произведен работниками С-ской милиции.

Когда задержанного в С-и Томбадзе выводили из квартиры его приятеля и усаживали в автомобиль, мимо, на вокзал, не спеша проходил знакомый Леона, часовщик из Н-ка, приезжавший в С-и по делам своей артели.

Остановившись на другой стороне улицы, этот часовщик при всей быстроте краткой сценки разгадал ее значение. Впрочем, особой догадливости не требовалось: перекошенная физиономия красавца Леона и форма милиции говорили сами за себя.

У этого часовщика были связи с Томбадзе по покупкам небольших партий золотого песка: по двадцать, по тридцать граммов. Поэтому вернулся он в Н-к взволнованным. Через полчаса после своего возвращения он рысью примчался в мастерскую и рассказывал двум товарищам, у которых рыльце было тоже в пушку, о многозначительной сцене, невольным свидетелем которой ему довелось быть. Именно в этот момент Брындык просунулся в тесную каморку получить часы, отданные в чистку. Хотя он и был знаком с часовщиками, но его появление прервало рассказ. Однако старик успел уловить связь между словом «арест» и фамилией Леона.

Не подав виду, Брындык получил часы, вернулся домой и принялся собираться в дальний путь, аккуратно набивая бельем и вещами пузатый парусиновый чемодан собственного изготовления.

Брындык не спешил, не волновался. По опыту он знал, что сумеет опередить приказ об аресте, даже если Томбадзе задержан по «металлу» и начнет быстро, охотно признаваться.

Что Томбадзе задержан именно по металлу, что он не будет стоек, Брындык не сомневался. Если бы старик был образованнее, он определил бы свои выводы как интуитивные.

Брындык обладал крестьянским фатализмом, позволявшим его предкам выносить многие-многие невзгоды без ропота, без протеста, без попытки даже найти причину.

Арехта Григорьевич не пытался обвинить себя в неосторожности, в легкомыслии, которое было в его связи с Томбадзе. Что теперь делать, размышлял он, рассеянно подмалевывая очередную нимфу, распустившую дебелые телеса на берегу ручья из синьки. Заняв свои руки чисто механической работой, он думал.

О своих чувствах он не рассказал бы и себе.

Он уничтожил аптекарские весы с гирьками, бутылочки с кислотой, лупы — предметы, которые являются уликами против скупщиков драгоценностей.

Дождавшись сумерек, Брындык достал из тайника все хранившиеся там деньги, надел новый костюм и действительно, не сказав ни слова «ей», ушел на вокзал, откуда и уехал с первым проходящим поездом. Были с ним и заготовленные «на случай чего» документы, которые полагается иметь человеку его почтенного возраста.

Так случай сработал против Нестерова: пока следователь записывал показания Томбадзе, Брындык уже катил куда-то. Он вернулся недели через две. Ночью он зашел на несколько минут домой, узнал, что его ищут, и скрылся опять.

4

Нестеров зашел побеседовать со старой Брындычихой, как ее звали соседи.

Небольшой дом под черепичной крышей — зимняя кухня и одна комната — был бы совсем украинской хатой, не уродуй его пристройка-сарай. Стояла хата в плодовом саду, по ограде теснилась густейшая живая изгородь, непролазная для человека стена боярышника и желтой акации. Несколько ульев, — пчелки, привлеченные сахарным ароматом груш, залетали и в комнату, где Нестеров разговаривал со старухой. На допрос это не походило.

Старая Аграфена Прокопьевна мало с кем беседовала: отучилась говорить, живя с Арехтой Григорьевичем. Речь ее была медленна, а слова казались вескими, не случайными.

— Вы, может, думаете дом конфисковать и меня, старую, выгнать, коль Брындык много плохого наделал, — без протеста и без волнения говорила старуха. — Дело ваше, что я могу? А только дом мой, по правде мой. Его я заработала своими руками.

Старуха повествовала, как в семнадцатом году брал ее Арехта «из бедности», не за красоту брал, а за силу да за здоровье и за уменье работать всю работу.

— И я работала. Ночи прихватывала полный год, не в страду лишь. Не было часа головы поднять, оглянуться. Так деньки и катились, как колеса под гору. Из-за работы бездетной осталась: первого походя от небрежения скинула, другие уж и не держались, сами падали. Арехта был до работы жадный, и я тоже. За скотом ходить-то вы не ходили, не знаете. Скотине не скажешь: подожди. По нашему хозяйству праздников не бывало. И что год, то копилось работы и копилось, не видать ей было края…

100